Артур О’Нил родился на сервере Ирландии в графстве Тайрон в 1734, за 4 года до смерти Каролана. В раннем возрасте потеряв зрение, он обучился игре на арфе и стал странствующим арфистом, которых было немало в Ирландии того времени; их жизнь он ярко описал в своих воспоминаниях, которые я здесь привожу. О’Нил был видным арфистом своего времени — он завоевал призовые места на 3х арфовых фестивалях и присутсвовал на знаменитом Белфастском Арфовом Фестивале в 1792, где познакомился с Эдвардом Бантингом, который был нанят записывать музыку собравшихся там арфистов. Между ними возникла близкая дружба, благодаря которой Бантинг записал от О’Нила немало старинных арфовых мелодий. Бантинг пишет, что он был «замечательным собеседником, знающим множество историй, анекдотов, умевшим отлично играть в бэкгэммон и карты. Он гордился своим происхождением, на пуговицах его камзола, каждая из которых была размером с полукрону, был изображен герб О’Нилов». Благодаря энтузиазму, давшему жизнь Белфастскому Фестивалю, в 1808 также появилось Белфастское Арфовое Общество, главным перподавателем которого стал Артур О’Нил. Общество просуществовало всего 5 лет, и в 1813 О’Нил возвратился в родные края. Тем не менее, он до самой смерти продолжал получать ежегодную пенсию, которую выплачивали ему белфастские ценители ирландской арфы. Умер он в 1818 в возрасте 84 лет. Во время жизни в Белфасте О’Нил, по настоянию Бантинга, продиктовал свои воспоминания Томасу Хьюзу, помощнику, работавшему у Бантинга переписчиком. Оригинальный текст находится в рукописях Бантинга. Воспоминания Артура О’Нила являются уникальным документом, описывающим жизнь странствующего арфиста в Ирландии от первого лица, а также содержащим множество сведений об отдельных арфистах, которые не встречаются нигде более.

 

 

 

Воспоминания Артура О`Нила

 

 

Глава 1

 

О происхождении и предках - слепота- начало карьеры странствующего исполнителя – визиты в Антрим и Даун – случай с Тэди Эллиоттом и Фитциммонсом в Наване – походы в Мунстер - О`Салливан из Бихэйвена – Ирландское развлечение Лорда Кенмера – О`Конор Керри – МакДжилакадди – арфа Бриана Бору на улицах Лимерика – Мистер Несбитт из Бойлаха в Россиз – конец первого странствия

 

 

Родился я в Друмнастраде, около Дунгэннона в графстве Тайрон. Моих отца и мать звали О`Нилами, их родителей звали О`Нилами, моих прадедушку и прабабушку звали О`Нилами, и, насколько я знаю, их предки, и по мужской и по женской линии также были О`Нилами; и по сей день у меня нет ни одного родственника, ни с какой стороны, который бы не звался О`Нилом.  Кроме того, среди О`Нилов графства Тайрон, и бедных и богатых, существует фамильная гордость выводить свой род от Хью, Кона и Джона О`Нилов из тайронской семьи, которая никоим образом не связана с О`Нилами из Замка Шэйн (графство Антрим).

 

В возрасте 2х лет я играл перочинным ножом, он попал мне в правый глаз, но зрение не повредил. У меня была бабушка, которая меня чрезмерно любила; она, думая, что мой глаз находится в большой опасности, послала за доктором. Я был вынужден следовать их предписаниям и, в результате попыток вылечить один мой глаз, к несчастью, ослеп на оба. Я не сомневаюсь, что, не случись этого шарлатанства, оба моих глаза находились бы в добром здравии и поныне. Но есть в ирландском языке одна старая поговорка, которая примерно так звучит по-английски: «Бабушкин любимец – несчастный любимец».

 

Когда мне почти исполнилось 10 лет, я начал учится играть на арфе под руководством Оуэна Кинана из Огера (графство Тайрон). Он приходил к нам домой на протяжении 2х лет, а затем я посещал его в Огере около полугода, пока не научился сносно играть.

 

Когда мне было около 15ти, я начал странствовать, и моим первым приключением стал поход в Балликасл (графство Антрим), где я остановился у Сквайра Бойда, которого с тех пор иногда посещал. Из Балликасла я пошел в замок Шэйн, где был представлен агентом, Мистером О`Харой, как О`Нил; там я остался на несколько дней и, покидая это место, остался очень доволен приемом, оказанным мне Чарльзом О`Нилом, тогдашним владельцем. Оттуда я направился в Даунпатрик, где ничего особенного со мной не произошло. Оттуда я пошел в Дандолк, Ньюри и Наван; в последнем я встретил Тэди Элиота, который обошелся со мной очень по-доброму, хотя я был совсем молод, а он в средних летах и повсеместно известен.

 

На Рождество Тэди должен был играть в Римско-Католическом Соборе Навана, но один весельчак привел его в паб и пообещал галлон виски, если тот сыграет Плэнксти Коннор во время Вознесения, что Тэди пообещал сделать. Соответственно, когда рождественским утром началась месса, Тэди как обычно, до самого Вознесения играл церковную музыку, а после, помня о виски и данном слове – заиграл Плэнксти Коннор. Священник, сведущий в музыке, узнал мелодию, но на этом торжественном этапе церемонии по этому поводу он ничего сказать не мог. Однако чтобы выразить свое негодование он громко топнул ногой – так, что люди в храме воскликнули по-ирландски: «Господи Боже, священник танцует!». Сыграв Плэнксти Коннор, Тэди как ни в чем не бывало, продолжил играть церковные мелодии. Но, после мессы его строго отчитали и уволили.

 

Гарри Фицсиммонс жил у одного джентльмена в том же квартале и пришел в тот день послушать службу, на которой я его и встретил. После случая в соборе священник предложил мне занять место Эллиота, на что я не пошел, не желая становиться его конкурентом, так как он очень хорошо со мной обходился. Но я рекомендовал Фитцсиммонса, который охотно согласился, и, взяв у меня на время арфу, играл остальные мессы. Между тем Тэди, чтобы ему отомстить, пошел к себе домой, взял длинный жердь и вернулся к собору, где пообещал присутствующим полбутылки виски, если кто-либо из них скажет, когда будет выходить Фитцсиммонс, на что некоторые согласились (Эллиот был слеп). Но, когда из собора выходил священник, один парень крикнул по-ирландски «Thaidhg! Dar Dhia, sin é!» - «Тим, ради Бога, вот он идет!», после чего Тэди яростно напал на выходящего и нанес такой отчаянный удар по двери собора, что попади он в священника, тому бы не пришлось служить мессу долгое время. Тэди, однако, который был зол, как сам дьявол, оказался очень сконфужен своей ошибкой; он пошел в собор и принес за свое поведение публичное извинение перед алтарем.

 

После пребывания в окрестностях Навана я направился в сторону Дублина, оттуда в Карлоу, затем в Вексфорд, оттуда в Вотрефорд, оттуда в Килкенни, оттуда в Клонмел, оттуда снова в Каррик-Он-Суир, где встретил слепого джентльмена по имени Оливер Сайз, прекрасного арфиста, который был весьма почитаем в этом графстве. Он, не смотря на то, что странствовал, одевался очень ярко, носил алые, золотые и серебряные кружева. Он обошелся со мной необычайно по-дружески. В Каррике я провел некоторое время, в основном у священника по имени Фьюлз. Потом я переправился из Каррика снова в Килкенни и там познакомился с протестантским и католическим епископами. Протестантский епископ, по имени доктор Моррис, был уроженцем графства Тайрон, знал моего отца и некоторых тамошних моих родственников, и, я думаю, что это его ко мне и расположило, чего не случилось бы, если бы он их не знал. Я часто играл в его Дворце, и, когда покидал Килкенни, получил от него рекомендацию священнослужителям его диоцезы и другим, которых он знал, но я едва ли когда-либо ею пользовался.

 

Затем я снова пришел в Клонмел, затем пересек реку Суир и направился в Каппокуин, оттуда в Йол, потом в Корк, где со мной ничего особенного не произошло; тогда мне не было и 18 лет. Под Корком я зашел к знатному джентльмену по имени Коппингер, который обходился со мной, как будто я был сыном принца Ольстера. Из Корка я пошел в Кинсэйл, где зашел к знаменитому Барону де Курси, у которого жил арфист; его я не встретил, но играл на его арфе, которая оказалась очень хороша. Я забыл упомянуть, что, будучи в Корке, я познакомился с джентльменом по имени Даулинг, который жил на Моллоу Лэйн. Он был богатый невоспитанный хам, но любил музыку. У него было дома арфа, сделанная в Белграде, она была такого же размера, что и моя, но весила не более 12 фунтов. Ни один человек в Корке не мог сказать, из какого дерева она сделана. Я сам играл на ней и не слышал ничего лучше. Я бы отдал за нее любые деньги, но хозяин ни за что не хотел с ней расставаться. Тем более, что в то время я и не имел больших денег, и был таким же ребенком, что и в начале странствий. Я любил сладости – изюм, финики, сливы, имбирные пряники и т.п., и этим постоянно были наполнены наши с проводником карманы. Я точно помню, что в то время я еще не пробовал виски.

 

Я путешествовал по центральной части графства Корк, где ничего особенного со мной не случилось, о чем стоит упомянуть. Я провел одно Рождество у джентльмена в Биархэвене, его звали Мурта Мак Оуэн О`Салливан, он жил очень роскошно. Мой проводник пришел ко мне однажды утром в спальню и попросил перекреститься. Я спросил его зачем. «О, сэр! Там в зале стоит открытый бочонок вина и еще 2 бочонка другого спиртного без крышки и в каждом из них плавает по ковшу, чтоб любой мог пить сколько захочет!» Я упоминаю это лишь для того, чтобы показать меру гостеприимства знати в Мунстере. И это не единственный его пример, потому что подобные случаи происходили со мной не один раз во время моих странствий по этому региону.

 

Лорд Кенмэр, основной владелец Килларни, озера и окрестностей, придумал устроить ирландское развлечение – то есть устроить на Рождество праздник для каждого ирландца, кто бы носил фамилию ирландского вождя, как то: О`Нил, O'Брайен, МакКарти, О`Донохью, O'Дрисколл, O'Коннор, O'Донован, O'Салливан, O'Коннор Керри, МакНамара, O'Киф, O'Мигер, O'Лири, О'Каллахан, O'Коннелл,  O'Махони, МакДжилакадди и других представителей ирландской нации, которых я сейчас уже не могу припомнить. На празднике присутствовало по одному от каждой (упомянутой) фамилии, кроме О`Нилов, что Лорд Кенмэр заметил и посетовал на этот счет. «О!», сказал тогда мой патрон Мурта МакОуэн О`Салливан, «к своей чести я вскоре смогу заполнить этот пробел для вас, потому что в моем доме сейчас находится молодой человек с севера, который слеп и играет на арфе очень хорошо для своих лет, и, насколько я могу понять из его слов, он вполне может претендовать на то, чтобы представлять О`Нилов на этом мероприятии». «Хорошо, пошлите за ним», ответил Милорд. За мной послали, и вскоре я безо всяких церемоний был усажен за стол в Большом Зале перед угощением. Мне задали сотню вопросов о моем происхождении, и, ответив удовлетворительно на них все, я был признан О`Нилом, тем более, что все  говорили, что у меня благородное лицо, и т.д. и т.п.

 

Когда был объявлен ужин, около двухсот О и Маков заняли свои места, а я, бедный слепой, сделал то, что обычно делают слепые: нащупал свободное место возле ножки стола, и тут начался шум ножей, вилок, гомон, смех, рукопожатия и разговоры, какие обычно бывают только когда встречаются друзья, видящиеся раз в году ― такого шумного застолья я никогда не слышал ни до, ни после. Во время ужина я поговорил по душам почти с каждым присутствующим джентльменом. Но когда со мной разговаривал Лорд Кенмэр, он сказал: «О`Нил, ты должен сидеть во главе стола, потому что твои предки были первыми настоящими ирландцами в этом Королевстве». «О, милорд», отвечал я, «неважно, где сидит О`Нил, пусть то место, где я сижу, считается главой стола».  И все стали аплодировать и трясти мою руку так, что почти оторвали, я думаю, что тому причиной был мой ответ лорду, который, как все заметили, пришел О`Нилу в голову инстинктивно; и черт дери всех О`Нилов, которые когда-либо рождались и будут рождены, как и меня самого, которого присутствовавшие ирландцы напоили.

 

Джентльмен, представлявший О`Конноров Керри после ужина взял мою арфу и, к моему удивлению, сыграл несколько мелодий в очень хорошем стиле, что мне нечасто доводилось слышать от случайного человека. Затем он передал арфу обратно мне в руки. Я сыграл несколько мелодий, за которые удостоился комплиментов; но, даже если бы Царь Давид спустился в Зал Лорда Кенмэра и стал бы играть свои лучшие песни для присутствовавших джентльменов, они оборвали бы его на самой лучшей из всех, чтобы он выпил за настоящих ирландцев, потому что когда портвейн и кларет начали сталкиваться в графинах во всех частях стола и скатерть была убрана, гармония вечера уже исчезла, и ковер стал постелью для большей части присутствовавших; кроме того, в то время было обычным пить по утрам, следуя поговорке "клин клином вышибают".

 

Я упомянул, что среди ирландцев на празднике был МакДжилакадди. Мне рассказали, что однажды в Дублине, покупая билет на дилижанс, он назвал свое имя женщине клерку, но она не поняла и растерялась. «Дайте мне книгу, моя дорогая», сказал тогда он, «и я сам впишу в нее свое имя». «Спасибо, сэр», ответила та, протягивая ему книгу, в которую он вписал имя Джеффри МакШифферу МакДжилакадди. Служащая, увидев такое длинное имя, сообщила, что дети платят полцены.

 

Когда я покидал Лорда Кенмэра, мне рассказали о красотах озера, подробности которых я уже, казалось, знал все, только не видел их. Насколько я понимаю, лучше описать его уже невозможно. Я слышал много его описаний, но описание Гарика (известного актера) показалось мне ближе всего к истине.

 

Уйдя из графства Керри я направился в Лимерик, на пути куда ничего стоящего упоминания не встретил. В Лимерике я встретил адвоката Макнамару, в то время архивариуса Лимерика, который пригласил меня к себе домой. Его дом находился на расстоянии около 5 миль и назывался Кэслконнелл, и там меня очень хорошо приняли. У него так же был дом в Лимерике, где хранился остов арфы Бриана Бору. Из уважения к национальному герою, ее владельцу, я заново натянул на нее струны и настроил ее. Она была сделана из кедра. Арфа стояла без струн более двухсот лет; когда я настроил ее, адвокат Макнамара попросил меня повесить ее себе на плечо и играть на улицах этого гостеприимного города, что я и согласился сделать, будучи тогда молодым, веселым и беззаботным, потому что в то время еще не помышлял о противоположном поле, и первой мелодией, которую я сыграл, была «Eileen Óg», которую теперь обычно называют «Savourneen Deelish» и «Erin Go Bragh». Кроме нее я играл еще несколько мелодий и за мной собралась толпа более чем в пятьсот человек, и богатых и бедных, которые все, казалось, прониклись национальным духом, услышав инструмент, на котором наш знаменитый монарх играл перед тем, как изгнать из бедной Ирландии данов в битве при Клонтарфе. Пусть Господь будет милостив к тебе, Бриан Бору! Уповаю на Бога, что в следующий раз я буду настраивать твою арфу на небесах в твоём присутствии. И если выдастся такой случай, честью и совестью, я не буду играть ни «July the First», ни «The Protestant Boys», но с охотой сыграю «God Save the King», и это будет мелодия для тебя, Бриан!



Покинув Лимерик, я прошел через города Сикс Майл Бридж, Эннис, Горт, Атенрай, Голвэй, Лури, Туам, Баллинасло, затем переправился в Каслбар, Баллинроуб, Слайго, Лейтрим, Каррик-он-Шэннон, Роскоммон. Затем я пересек Русский мост, который разделяет Коннахт и Лейнстер, под которым течет Шэннон, и направился в Лонгфорд, Гранард, Каван, Эннискиллен, Баллишэннон, Донегол, Маунт Чарльз, к Бойлах и Россиз (самая дикая местность, какую я только видел). Я миновал эти все города, и ничего стоящего упоминания там со мной не случилось, кроме того, что везде, где я останавливался играть, меня принимали, как обычно и принимают странствующих арфистов.



Когда я был в Бойлахе, джентльмен по имени Несбитт пригласил меня (без арфы) на большую свадьбу, на которой было множество скрипачей и волынщиков. На эту свадьбу была потрачена уйма денег. Жениха звали МакГаннигал, а невесту – О`Доннелл. Народу на свадьбе было как на ярмарке. Тем, кто захотел остаться, пришлось бодрствовать всю ночь, потому что на всех кроватях уже спали trí n-a chéile (то есть вповалку). Мы с мистером Несбиттом остались, а утром он сделал для гостей замечательный завтрак. Он поджег в деревянной плошке большое количество виски, положил поперек нее щипцы, когда виски горело, положил на них несколько сахарных леденцов, которые вскоре расплавились; затем все присутствующие пили этот напиток с хлебом; а я могу сказать, что никогда не ел такого вкусного завтрака, поскольку к тому времени уже немного привык к местному алкоголю.



Покинув Мистера Несбитта я почувствовал, что начал уставать от странствий по Королевству и решил пойти домой повидать моих отца и мать. Должен отметить, что в своих странствиях по всем частям Королевства, которые я упомянул в этом повествовании, будучи нанят каким-либо джентльменом, я мог быть уверен, что ем самую лучшую еду и пью самые лучшие вина, если того желал. Различные же вознаграждения вручались мне лично моими покровителями, которыми я был нанят. К тому времени, что я пришел в Дунгэннон, где родился и вырос, на мне была хорошая одежда, и я имел немного накопленных денег; наконец-то после этого странствия по Королевству я мог отдохнуть некоторое время со своими родителями, совершенствуясь в своей профессии. Тогда мне было 20 или 21 год, тогда как сейчас 67; и, конечно же, это было в 1760 году, когда закончилось мое первое путешествие.

 


Глава 2

Пребывание в Графстве Каван – Полковник Вайт и Мистер Томпсон – Полковник Сондерсон – комната с привидением -МакЭйлир и Фицсиммонс у Адвоката Стюарта – встреча арфистов в Тайроне – Хью Хиггинс – Хью О`Нил – МакДонелл из Нокранни и Маркиз Девианн – О`Kоннор из Клоналиса – возвращение домой через Лейтрим – пребывание с Чарльзом Фаннингом – Снова Каван – МакДонеллы из Антрима



После того, как я пожил некоторое время у своих родителей и друзей в Дунгэнноне и его окрестностях, я снова почувствовал зов к странствиям, и первым местом, куда я пошел, был дом полковника Уайта в Ред Хилл, графство Каван, где оставался 7 лет, иногда ездя к его соседу, мистеру Норрису Томпсону, который жил в полутора милях от полковника; у него я ночевал тогда каждую субботу. У этих людей я провел очень приятное время. Однажды, когда я остался наедине с мистером Томпсоном, ему необычайно понравилась мелодия «'Past one o'clock'» (После часу). Мы тет-а-тет распили 4 бутылки старого доброго портвейна, и я все время играл мелодию, прерываясь только чтобы поднести стакан ко рту.



У меня возникла идея остаться у полковника на всю жизнь - он был холостяк (а кто-то говорил, что и женоненавистник). Однако у него в служащих был парень по имени Вильям Сондерсон, который на самом деле был побочным сыном полковника Сондерсона, который вел домашние дела полковника Уайта, не занимаясь ничем более, будучи неучен. Этот парень стал завидовать мне, так как полковник меня очень любил. Он постоянно рассказывал полковнику разные слухи про меня, кроме того, там была девушка по имени Винни Бёрк, горничная, которую Сондерсон хотел соблазнить, чему она деликатно, но упорно сопротивлялась; чтобы умерить его пыл, она сказала, что предпочитает ему меня, и это разозлило Сондерсона еще больше, так, что, в конце концов, он настроился против меня настолько сильно, что я решил уйти от полковника, хотя он сам этого не хотел.



Живя в этом месте, я навестил полковника Сондерсона, который жил в двух милях от полковника Уайта, и прожил у него около месяца, а когда вернулся в Ред Хилл, то там мне сказали, что мою комнату посещают привидения, об этом сказал мне сам полковник. Но я все же хотел поселиться именно в ней, что и сделал, но не успел и заснуть, как из камина послышался громкий и странный шум. Я вскочил с кровати, бросился к камину, протянул руки вверх и схватил обеими руками большую сову, которая свила в камине гнездо. Она почему-то провалилась вниз и лежала тихо весь день, решившись выбраться только ночью, в результате чего и произошел шум, который убедил суеверных слуг в том, что там водится призрак. Бедную сову я отнес показать полковнику, который, как мне показалось, был очень доволен и дал мне 15 гиней, сказав, что отдаст любые деньги за то, чтобы о его доме не ходили слухи, что он населен привидениями.



Уйдя от полковника, я направился в центральную часть графства Каван, от одного дома к другому, без своей арфы, потому, что едва ли не в каждом доме она была. В этом графстве я встретил арфистов Неда МакКормика, Джеймса МакГоверна, Оуэна Кларка, Патрика Магуайра, Саймона Хантера, Филипа Райли, Джона Кларка, Неда Брэйди, Майкла Дуйгенана, Нилли Смита, Кэйт Мартин, Пэдди Керра и Оуэна Корра. МакКормик был из них определенно самый лучший.



В графстве Тайрон я встретил трех братьев по имени Нед, Фрэнк и Джеймс МакЭлир. Они все играли, но Нед играл лучше всех. Он был весельчак. Он служил более пяти лет во Франции в Ирландской Бригаде и часто объявлял себя как «Знаменитый Лириано из Парижа», потому что умел свободно изъясняться по-французски. Он был рабом того пагубного напитка, который часто заставляет странствующего арфиста заложить свою или чужую арфу скорее, чем она ему понадобится. Черт тебя дери, Каролан! Ты, наверное, был пьян, когда сочинил свой «Рецепт Питья Виски» - иначе, я точно уверен, ты бы вообще не стал композитором, потому что, похоже, что только благодаря этому напитку в твоей голове и смогли появиться какие-то идеи.



Однажды, уже приняв имя Лириано, бедный Нед МакЭлир пришел к адвокату Стюарту в Баллибароу в графстве Каван в то время, когда там находился арфист Гарри Фитцсиммонс. Объявили Лириано. Чтобы узнать, как он играет, его попросили что-нибудь исполнить в холле, в котором тогда работали портные. Лириано начал играть разные ирландские рилы, джиги и т.д. Миссис Стюарт через некоторое время вошла из коридора в холл и сказала, что сильно разочарована, и что есть ирландские музыканты, явно лучшие, чем он. МакЭлир в негодовании вскочил и воскликнул: «Мадам, если вам было так угодно, чтобы я играл в этом зале, я играл музыку портных и прислуги, которая в любом случае другая». «Черт тебя подери, ты, недоносок!» - крикнул Снип, вскакивая с пола с намерением побить бедного МакЭлира своим утюгом, и, если бы его не удержали, то он бы осуществил месть за нанесенную обиду. Фитцсиммонс знал МакЭлира и рассказал Миссис Стюарт о его настоящем происхождении, вероятно завидуя тому, что МакЭлир играет лучше него.

 

Покинув Каван, я пошел в графство Тайрон, где иногда встречал арфистов. Первый и лучший, кого я могу отметить, был бедный Пэдди Райан, еще один мой несчастный близкий друг, после Хью О`Нила. Его отец был родом из Мунстера, был отличным исполнителем, да и сам Пэдди тоже был нисколько не хуже, чем какой-либо иной арфист, из тех, кого я когда-либо слышал. Он не был слепым, и то исключительное, что я знаю о нем, это что он был полон уважения и неограниченного дружелюбия к каждому человеку. В отношении меня он выражал их в любопытной форме, поскольку был лишен низкого понятия о зависти, которое весьма распространено среди странствующих арфистов. Он научил меня нескольким мелодиям, названия которых я сейчас не помню.

 

Я повстречал моего старого учителя Оуэна Кинана, который был рад меня увидеть. В искусстве игры он продвинулся недалеко, если сравнивать со временем, когда я у него учился. Самое большее, что можно сказать о нем, как об исполнителе, это то, что играл он посредственно.

 

Я встретил Хью Куинна, которого учил Кон Лайонс. Он был сыном джентльмена и вел себя соответственно, и был одним из лучших учеников Лайонса. Играл он гораздо лучше, чем посредственно. Он не был слепым. Я встретил арфиста Джона МакРори. Он был слеп, и играл, как и большинство арфистов - посредственно. Я слышал о Хью МакНэлли. По слухам, он был профессор и преподаватель арфы. Я его не встречал, но он и его ученики были не более чем посредственностями.

 

Я познакомился со своей однофамилицей Пегги О`Нил. Она носила ребенка, когда я ее встретил. Играла она хорошо. Если слухи не лгут про нее, она необычайно сильно любила играть все плэнксти Каролана, как то Плэнксти Коннор, Плэнксти Райли и еще где-то 28 других, которые всегда играла на своем инструменте в тональности До бемоль.

 

Я встретил Чарльза Бёрна, которого играть на арфе научил дядя. Я, может быть, был слишком придирчив, говоря «посредственно» по отношению к ирландским арфистам. Кто-то может то же самое сказать и обо мне, но Бёрн, как зрячий, имел много преимуществ перед теми, кто не имел первого из даров - зрения, и, имея хорошую память, мог бы подробно изложить все, что случилось с ним в то время, когда он водил своего слепого дядю по Королевству; я же, подводя итог, могу сказать, что играл он посредственно. Кроме прочего, я лично знаю, что он умел играть и петь настоящие ирландские песни, в приятной манере и приятным голосом.

 

Артур Шорт был следующим и последним, кого я встретил в графстве Тайрон. Он был наполовину слеп и учил игре на арфе. Первый пример его игры я слышал в отцовском доме. Играл он посредственно. Он был из породы веселых и упрямых людей. Путешествовал он обычно без проводника и обычно в пределах Ольстера. Он был женат раз сто, но я никогда не слышал, сколько у него детей; мне, однако, известно, что у него был сын, который играл на арфе более чем хорошо.

 

Я знал и часто встречал Хью Хиггинса, и во всех странствиях подтверждался его характер ирландского джентльмена-арфиста. Я ни в коем случае не низведу его на уровень посредственностей. Он был необычайно благороден в своих манерах, а что касается одежды, мне известно, что на нее он денег не жалел. Но, так как слепой не может различать цвета, он был вынужден доверять вкусу своего проводника. Он путешествовал так, как мечтал бы путешествовать любой ирландский арфист. Хью родился в месте под названием  Тироли  в графстве Мэйо в порядочной семье. Фамилия его матери была Бёрк; когда Хью потерял зрение, его родители вовремя приобщили его к музыке и предпочли волынке арфу, на которой мой дорогой ныне уже покойный друг достиг такого умения, которое намного превосходит описанное мною ранее в последних наблюдениях, касающихся исполнителей, которых я назвал посредственными.

 

Какие бы смелые выводы ни сделал я в этом повествовании, я думаю, что у меня есть одно общее оправдание – все слепые одарены по-разному. Так было, и я надеюсь, останется обычаем, как это было во время моих странствий, что, где бы ни выказывал сын джентльмена или простого человека признаки слепоты или другие симптомы потери зрения, чтобы сохранить национальную музыку для арфы, они, родители детей слепой богини по имени Фортуна, должны всегда уметь играть на арфе, которая есть единственный инструмент настоящего ирландского вкуса и единственный ирландский инструмент, который изображен на пенни, полупенни Короля Георга и его фартинге.

 

Покинув графства Каван и Тайрон, я захотел зайти в графство Роскоммон повидать моего дорогого друга Хью О`Нила, которого уже упоминал. Мы встретились по нашему уговору у мистера МакДоннелла в Нокранни в этом графстве, который собирался принять у себя большую компанию. В то время, тридцать лет назад, он был покровителем собраний, весьма похожих на ярмарки, которые бывали в той местности, и его дом, когда мы там встретились с Хью, был полон народу. Среди гостей был знатный молодой человек из Германии по имени Маркиз Девианн. Мне было интересно узнать причину его приезда в Ирландию; оказалось, что он у себя дома влюбился в красивую девушку, но родители не одобрили его выбор и решили отвлечь его от возлюбленной, отослав в Ирландию, чтобы там он вступил во владение поместьем, принадлежавшем его матери. Из того, что я сам видел, и из того, что говорил мне один мой очень культурный соотечественник, я могу сделать вывод, что Маркиз был одним из самых настоящих образованных знатных людей, какие только бывают.

 

Я и Хью долго играли наши самые лучшие произведения. Но Маркиз никак не мог вспомнить название мелодии «Past one o'clock» или «Tá mé 'mo chodladh 's ná dúisigh mé» (Не буди меня, я сплю), и, когда я направлялся к двери зала, он последовал за мной и сказал, что слышал эту мелодию, но не может вспомнить ее названия, и что у него был человек, который делал для него сапоги и ботинки, и что имя его было Томми МакКуллог из Дублина. Он произнес имя «Томми МакКуллог» и слова «делал для меня сапоги и ботинки» ('made boots for me') с таким акцентом, что я сразу догадался, что речь шла о «Past one o'clock», которую я ему и сыграл, из-за чего он очень обрадовался и всем рассказал, что именно это он и имел в виду, и т.д. Этот молодой джентльмен впоследствии заболел неприятным заболеванием под названием оспа; Родерик О`Коннор, тогдашний номинальный монарх Коннахта, пригласил его к себе в свой маленький дворец в Клоналисе, где, несмотря на усилия докторов, маркиз умер от этого недуга в возрасте между 22мя и 23мя  годами.

 

В тот раз дальше в Коннахт я не пошел и направился домой снова через графство Лейтрим, где встретил Джона Снейда, очень посредственного арфиста. Он был наполовину слеп, и, кроме того, что он был мерзкий вор – то есть тянул в свои карманы все подряд так, что заработал прозвище «длинный (он был очень высок) Джек липкие пальцы», мне нечего больше сказать о нем. Дальше я проделал путь к дому отца Чарли Фаннинга, где встретил и отца и сына, с коими и провел две или три счастливых недели, в течение которых посетил многие свадьбы и праздники урожая, где ничего особенного не происходило, кроме того, что национальные обычаи соблюдались с привычной жизнерадостностью и юмором, в зависимости от обстоятельств и возможностей устроителей.

 

Затем я пошел в графство Каван и зашел к моему старому другу полковнику Уайту, который принял меня очень хорошо, а мой старый враг Сондерсон также был там и притворялся мне дружным. Уйдя от полковника, я навестил привычные места в этом графстве и встретил нескольких исполнителей, одним из которых была Бидди Райли; она была слепой и, я думаю, что играла она очень хорошо. Потом я пошел в графство Тайрон к своим родителям, которых нашел в добром здравии. Моя мать расспросила меня про мои путешествия, накопил ли я денег и т.д., а отец, казалось, был просто доволен тем, что я вернулся целый и невредимый. Я обосновался между графствами Каван и Тайрон, и провел 18 рождественских дней в доме Филипа О`Райли в графстве Каван, не встретив в это время ни одного арфиста, дост… Продолжение »